Автор:Djulian-of-Amberus
Фэндом: DC Comics
Сюжетная арка: Темнейшая ночь
Номер: 1 - Лучшие из худших
Размер: мини (~5.500 слов/9 страниц)
Рейтинг: G
Жанр: джен, ангст
Персонажи: Барбара (Бэтгёрл) Гордон, Дэмиен (Робин V) Уэйн, Тим (Красный Робин) Дрейк, Стефани (Спойлер) Браун, Кларк (Супермен) Кент, комиссар Джеймс Гордон, Альфред Пенниуорт, множество упоминается.
Предупреждения: смерть персонажа, AU, ООС
От автора: Поехали? Поехали. Альтернативная вселенная где-то на просторах Мультивёрса DC, пост-Энд Гейм, особняк Уэйнов. Изрядно поредевшая Бэт-семья и несколько их гостей.
читать дальше
Думы мои - сумерки,
Думы - пролет окна,
Душу мою мутную
Вылакали почти до дна.
Пейте, гуляйте, вороны,
Нынче ваш день,
Нынче тело да на все четыре стороны
Отпускает тень.
Алиса - Сумерки
Думы - пролет окна,
Душу мою мутную
Вылакали почти до дна.
Пейте, гуляйте, вороны,
Нынче ваш день,
Нынче тело да на все четыре стороны
Отпускает тень.
Алиса - Сумерки
В тот день во всех домах Готэма зеркала были закрыты белым. В тот день все жители Готэма носили только чёрное. В тот день по телевидению не показывали ни одного рекламного ролика. Ни одного развлекательного шоу. В тот день с экранов звучали только соболезнования. И это были единственные слова, которые в тот день произносились в городе. Слова скорби и грусти, тоски и печали. Слова, в которых был только один посыл, в которых между самых разнообразных выражений – пафосных и не очень, цензурных и не совсем, - звучало только одно. Старый Готэм умер навсегда. Старого Готэма нет. Старого Готэма больше никогда не будет. Потому что Готэм потерял своего возлюбленного сына. Золотого мальчика, гения, миллиардера, плейбоя, филантропа Брюса Уэйна.
Стонал, рыдая, не только Готэм. По всей стране супергерои оплакивали своего товарища, первого среди равных, лучшего из лучших. Никто не скупался на эпитеты столь богатые, насколько это вообще было возможно. Никто не говорил плохого слова о покойнике. Только о себе. Ведь они потеряли того, кем дорожили больше всего. Одного из несменяемых лидеров Лиги Справедливости. Одного из самых умных людей планеты. Верного товарища, хорошего друга, отважного коллегу. Обычного человека, который всего лишь изнурял себя тяжелейшими физическими упражнениями, дабы поддерживать форму, вместе с этим будучи чуть-чуть умнее и мудрее многих из них. Рыцаря в чёрном плаще, своим символом избравшего летучую мышь. Бэтмена.
Тот день принёс горе не только тем, кто считал себя «хорошими парнями». Неспокойно было и в тёмных задворках Готэма, в которых, ожидая грандиозных потрясений, затаились злодеи серого города. Никто из них не высунул носа на улицу в тот день. Все они понимали – умер не только король. Вслед за ним последовал принц преступного мира, величайший шутник, чья нога когда-либо ступала по лужам дождей, проливавшихся здесь. Извечное Зло Готэма. Человек-загадка, человек-неизвестность, которого знали все и не знал никто. Таинственный дух, некогда казавшийся бессмертным и неуязвимым, а ныне испарившийся и покинувший этот свет на веки вечный. Величайший преступник, которого знал этот город. Обычный человек, в один момент не сумевший справиться с навалившимся на него грузом повседневности. Сумасшедший шут, что всю жизнь насмерть бился с королём – до последней шутки. Последняя шутка прозвучала за день до этого. Последняя партия была для него сыграна. Имя его было Джокер.
Мрачнее всего стоял в тот день особняк Уэйнов под лившимся с утра дождём. Здесь собрались те, для кого Бэтмэн (или же Брюс) был не просто благодетелем, образцом для подражания или просто хорошим знакомым. Здесь собрались те, кому он был близок более всех и каждого на свете. Покинутая вожаком стая летучих мышей Готэма. Бэт-семья.
Они собрались в одном из самых маленьких залов в поместье. Это не было одно из тех огромных помещений с головами убитых животных, что добывали на охоте ранние представители династии Уэйнов, на стенах. Здесь не было гигантских окон в десятки метров высотой, или же картин, тщательно собранных во всех уголках мира на деньги богатейшего клана города и богатейшего человека в мире. Здесь было только два дивана, три кресла, стол с семью стульями да потрескивавший камин. Места хватило всем, кто пожелал провести эти дни во всеобщей скорби с теми, кто печалился точно так же, и для кого умерший значил столько же. С самим умершим, чей гроб и стоял по центру зала, прежде чем того должны были положить в могилу здесь же, на территории его родовой вотчины. Неподалёку от его родителей, погибших в борьбе с этим городом и проявлениями его пороков. Погибших той же самой смертью, что и он сам. Смертью героев. По-другому Уэйны, наверное, и не умирали.
Но сидевшим здесь не было дела до этого. Для них не существовало ни славной истории семьи Брюса, ни пафоса его борьбы. Существовал лишь он. Когда-то. А теперь его не было. И это было самым важным для них в тот день. В тот день это было единственным, что хоть как-то их волновало и тревожило. Они все были добровольные затворники сумрачного замка скорби. В тот день они все были семьёй.
Самым необычным, самым ярким, совершенно не вписывающимся в антураж вечной серости округи, был человек, не чуждый разве что бездыханному Брюсу. Да и не человек он был вовсе. Он был инопланетянин, попавший на Землю лет тридцать тому назад. Он был последним выжившим, последним представителем своей расы. Он был последним из криптонцев. Его когда-то звали Кэл-Эл. Ныне же он был Кларком Кентом, а по совместительству – Суперменом, равным Брюсу лидером Лиги Справедливости, величайшим героем планеты и космических окрестностей.
Он был одет в синий костюм с красным поясом и плащом, да ещё символом «S» рода Элов на груди. Его тёмно-русые волосы были растрёпаны – в первый раз за много лет он не расчесался перед вылетом из дома, глаза бесцельно смотрели куда-то вдаль, а сам он сидел, наклонившись и соединив руки, будто молясь. Хотя куда ему было молиться. Он сам был практически всемогущ, и редко нуждался в помощи высших его. Но воскресить друга не мог даже он. Бессилие настигло даже его, всесильного полубога.
Они с Брюсом часто спорили, часто ссорились, пару раз дело чуть до схватки не доходило – по разным на то причинам. Один был надеждой, другой был страхом. Они были слишком разные. Но у Кларка не было более близких друзей, и споры ни с кем не приносили ему большей боли, нежели словесные битвы с Уэйном. Он нуждался в этой противоположности рядом, нуждался в его совете. Нуждался в его могуществе ума, как сам был необходимым могуществом души и тела. Теперь же ничего этого рядом не было. И он не мог ничего с этим сделать. Он мог только слепо смотреть в туманное и чёрное будущее всего мира. Из глаз его, обычно стрелявших лазерами, ныне исходили лишь слёзы. Кент всё ещё был большим ребёнком, и эмоции, как и ребёнок, не всегда держал в себе. Да сейчас не было и необходимости. Сегодня умер его друг, товарищ и соратник. Сегодня даже он, сверхчеловек, мог позволить себе этот плач грусти и горести. Сегодня он забыл о том, что он был Кэл-Элом, а мертвец был Бэтменом. Сегодня он был всего лишь Кларком Кентом, а его покойный друг был всего лишь Брюсом Уэйном.
И эта смерть была последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. На Супермена в последние месяцы и без того слишком много валилось. Смерть пятого Робина, из-за которой его товарищ чуть ли с ума не сошёл. Откуда ни возьмись появившаяся кузина – Кара Зор-Эл, Супергёрл, невероятно красивая последняя криптонианка. Отравление газом Джокера всей Лиги Справедливости и их схватка с Брюсом. Последняя игра Джокера – и смерть Бэтмена. Кларк в первый раз за те тридцать лет, что он провёл среди землян, чувствовал себя настолько одиноким, насколько это возможно. Ведь он был одинок даже в своей скорби. Во всём мире не было никого, кто бы, как он, мог назвать Уэйна не просто другом – лучшим и единственным другом. Но здесь, в окружении этих людей, этого было мало. Здесь нужно было быть его семьёй. Кент этим похвастаться не мог. Он сидел-то у камина в этом поместье в первый раз в своей жизни.
Чего никак нельзя было сказать о комиссаре Гордоне. Джеймс не раз посещал особняк Уэйнов. И открыто, в далёком прошлом исследуя дело об убийстве Томаса и Марты, и тайно, сотрудничая с Брюсом в бытие того уже Бэтменом, начиная со славной поры «Святой Троицы Готэма» - их дуэта и Харви Дента, когда тот ещё не сошёл с ума и не потерял половину лица, и до самого Конца Игры. Теперь он сидел здесь, медленно приходя к осознанию страшного: он остался один – на всех и за всех. Он, против своей воли, совершенно на то не рассчитывая, стал последним из могикан. Последним из старой гвардии Готэма. Последним его защитником. Последним из троицы. Уже с маленькой буквы. И уж точно не святой. Одинокий, медленно стареющий, десятки лет бесполезно сражающийся с преступностью, изменившей свой лик с организованных группировок на отдельных злодеев, способных угрожать всем жителям целого города одновременно. Сегодня он как никогда осознавал: его вечная схватка неизбежно закончится его поражением, сколько бы негодяев он не поймал. Рано или поздно найдётся тот, кто окажется сильнее, умнее или хитрее. Заклятый враг или совершенно новое зло, которому суждено навсегда низвергнуть героя. У него перед глазами было два примера – чудом выживший в схватке с Судным Днём Кларк, которого чуть было не похоронили заживо, а вместе с ним – и всю планету, и мертвенно-бледный Брюс, умерший, но забравший с собой в могилу главный кошмар города – Джокера. И Джеймс знал: его черёд не за горами. Теперь он хотел очень немногого. Уйти достойно входило в это немногое, но едва ли стояло на первом плане. Первым его желанием было быть рядом с дочерью. Как можно больше. Вторым – обеспечить ей как можно более достойное будущее и как можно более безопасное настоящее. Ради этого он был готов на многое. Практически на всё. Но прекрасно отдавал себе отчёт – не всё в его силах.
Потому что его дочь не сидела просто так дома или ходила в колледж. Этого ей было мало. Она была одним из ночных рыцарей Готэма. Джеймс знал это. Знал очень давно. Или догадывался, во всяком случае. Когда он встречал Бэтгёрл, в ней трудно было не узнать его Барбару. По глазам, по причёске, по походке, по манере разговора, по тону, по каждому движению. Но ни разу он и не подумал спрашивать у дочери, выходит ли она ночью на патрулирование окрестностей, или же допрашивать виджиланте на предмет её настоящей личности. Он знал, что вокруг везде сновали враги, для которых не составляло никакого труда приготовить «сыворотку правды» или что-то в этом духе. Он мог быть уверен в том, что Барбара и есть одна из летучих мышей Готэма больше чем в факте своего существования. Но пока он не знал этого – она была в безопасности, и через него до неё добраться не могли. Это было самым главным.
Он сидел сбоку от неё, на одном из кресел, по правую руку от Кларка. Она была в маске. Глаза их не пересекались ни разу. Это была странная игра отца и дочери – они прекрасно узнавали друг друга, и все вокруг, во всяком случае, Бэт-семья, замечали это неаккуратным движением зрачка. Но общались они исключительно формально, даже чуть прохладнее, чем полицейский общался с остальными. Они были знающими друг друга, но редко работающими вместе комиссаром и Бэтгёрл. Но точно не Джеймсом и не Барбарой.
Лишь изредка она осторожно бросала на него взгляд. И с горестной полуулыбкой одного уголка губ отмечала, что отец сегодня явно торопился, а ей, пожалуй, следовало бы залететь ночью и погладить ему брюки и рубашку. Старик обычно сам справлялся, но в этот день он, видимо, выскочил чуть свет, одетый, во что под руку попалось. Торопился сюда, на обещавшую растянуться дня на три церемонию прощания с тёмным рыцарем Готэм-сити.
Впрочем, и её внешнему виду едва ли можно было позавидовать сегодня. Костюм в нескольких местах был повреждён, а где-то, к тому же, сыроват – сказалось очищение от грязи, коей в ту ночь было множество на улицах города. Рыжие волосы бесформенно растрепались. Джеймс подумал, что если его дочь сегодня будет ночевать дома, не лишним было бы предложить ей потщательнее помыть голову. Засохшая грязь, наверняка полная людской крови и плоти, просто так не выведется. Комиссар Гордон подумал, что Бэтгёрл в эту ночь сражалась с ожесточённостью, которой он у неё не замечал прежде.
Барбара, однако, большую часть времени думала не об этом. Как и у её отца, её ответственность в эту долгую ночь увеличилась, как никогда. Она теперь была старшей в семье. И то, с какой скоростью она ей стала, не могло её радовать. Летучие мыши Готэма теряли одного собрата за другим в последние несколько лет. Причём резня эта явно не собиралась заканчиваться.
Первым ушёл Джейсон Тодд. Громко, с апломбом ушёл. Был забит до смерти Джокером. Был первым Чудо-Мальчиком, первым Робином, показавшим, что не так легка ноша помощника супергероя, как многим представлялось. Показал ценой своей страшной смерти. Первой смерти героя в Готэме. Его оплакивали многие, в том числе и Барбара. Она не испытывала к нему ровным счётом никаких чувств, кроме чувства товарищества. В её жизни он никогда не был кем-то особенным, и уж точно не мог заполнить пустоту, образовавшуюся после ухода её ближайшего друга, Дика, в Бладхэйвен. Но он стал членом их семьи, её названым братом. Разве не могла она не горевать по нему? И тем сильнее была её грусть от шока, который она испытала, когда поняла: смерть близко. Смерть совсем рядом, и только и ждёт момента, чтобы собрать свою кровавую дань с каждого из них. Смерть была теперь на каждом шагу. Ибо смерть теперь пришла и в их семью, и в их дом. И она явно не собиралась останавливаться.
Следом Гордон-младшая вынесла самый страшный удар в её судьбе. Умер её давний друг, когда-то – молодой человек, когда-то – младший брат. Найтвинг. На момент его смерти они уже давным-давно расстались, пусть и общались по-прежнему достаточно близко. Она не снимала траура несколько недель, не выходя из дома практически никуда, даже город прекратив патрулировать на это время. Первые дня три она делать этого попросту бы не смогла, потому что рыдала, не прекращая, засыпала только после успокоительного, просыпалась в кошмарах, вспоминала, что произошло всё не в её сне, а в реальности, и всё повторялось вновь. Следующие четыре она возвращалась к нормальной жизни, пыталась погрузиться в сон без посторонней помощи и избивала стены, от чего комиссар полиции Готэма хотел высказать Барбаре всё, что думает об уровне шума в их квартире и о том, что ему завтра рано на работу. а Джеймс Гордон вставал в постели, одевался, шёл на кухню, наливал стакан воды, чуть ли не силой заставлял дочь выпить его, укладывал её, как в детстве, головой себе на колени, ждал, пока она заснёт, сам откидывался на стенку и тоже медленно, но верно уходил в мир туманных миражей. Затем наступила апатия. И лишь по прошествии практически целого месяца Бэтгёрл взяла, наконец, себя в руки и вновь вышла на улицы. В конце концов, Ричард погиб в борьбе с преступностью. И она могла только продолжить его дело, дабы его смерть не оказалась напрасной. Она в тот момент искренне надеялась, что это было последним испытанием для неё. Организовать постоянные и достойные поминки по Дику. Не более того.
Увы, даже подобным образом не смилостивилась над ней судьба. Вчера умер Брюс. Её названый дядя и практически второй отец, наставник и помощник. Человек, которому она была предана лишь немногим меньше, чем Джеймсу. Герой и светлый образ, за которым она шла, ослеплённая его блеском, не заметившая, как солнце превратилось в чёрного карлика. Старший в её второй семье. Тот, чьё знамя она оказалась вынуждена подхватить. Ибо теперь она должна была занять его место. Не место Бэтмена. Отнюдь. Место заботливой родительницы нескольких уже совершенно взрослых детей. Место главного борца с преступностью в городе. Самое гибельное из всех, что были только возможны. Но она знала: занять эту нишу придётся. Иначе, если туда попадёт кто-то, у кого принципы совершенно другие, виджиланте могут быстро потерять лицо как в глаза людей, так и в глазах легального правосудия. Наступало очень тяжёлое время. Время, которое страшило Барбару прежде всего тем, что она могла оказаться по разные стороны баррикад с родным отцом и давним союзником.
Нелёгкий груз, впрочем, упал не только на её плечи. В схожей ситуации оказался Красный Робин, глава Юных Титанов, Тим Дрейк. Ибо если Гордон стала просто старшей в семье, то он оказался вдобавок ещё и старшим мужчиной, сам при этом будучи всего лишь подростком, совсем недавно окрылившимся летучим мышонком Готэма. Амбициозным и умным, бесспорно. Но молодым и неопытным. Уэйн рассчитывал жить если не счастливо, то долго, и преемника себе не готовил. Как следствие, Красный Робин совершенно не понимал, что ему всё же надо было теперь делать.
Уход Брюса был холодной водой, внезапно вылившейся на него из ведра. Тот, что вёл его за собой, словно птенца, не давая и шагу сделать самостоятельно в родном городе, и лишь недавно отпустил на волю, вдруг исчез и умер, оставив его одиноким мышонком без матери. В естественных условиях смерть была бы гарантирована. Но здесь были каменные джунгли и инкубатор – этот день, в течение которого Дрейк должен был принять решение, что же ему нужно было делать дальше. Юные Титаны по-прежнему в нём нуждались. Он был для них тем же, чем был Бэтмен для Лиги Справедливости. Одним из мозговых центров и штатным планировщиком всех операций. Он был ответственен за них, и не смел от этой ответственности уходить. Тем более, что его подопечные не были столь опытными, и даже в рамках своей весовой категории отнюдь не были ровней настоящим титанам. Без него они бы не справились. Во всяком случае, он так полагал. И в подобные моменты имел полное право считать, что всё больше становился похожим на Брюса. Также пытался делать сам как можно больше и также пытался опекать своих подопечных. Поколения менялись, а люди оставались всё те же.
Вместе с тем, не мог Дрейк забывать и о Готэме. О своём доме, где он вырос и оперился. Доме, который теперь осиротел точно так же, как и он сам. Ведь Бэтмен умер. А с его смертью, смертью самого бесстрашного и отважного защитника, и сам город неизбежно должен был погрузиться во тьму. Тим чувствовал это, как никто другое. Чувствовал, что кто-то должен был это предотвратить. Чувствовал, что, возможно, это было в его силах. Одеть костюм Брюса, дать всем знать, что легенда всегда будет жить, даже если самого героя в живых уже давным-давно нет. Или установить новый порядок, освободить город от идола человека - летучей мыши, на которого столь часто столь многие уповали. И дать им новый объект поклонения. Блестящий был бы план, если бы привёл к чему-то толковому. Дрейк не зря считался самым умным Робином, чтобы понять его тщетность. Какая была людям разница, кого бояться и кого слепо призывать себе на помощь? Какая была полиции разница, какую маску носил виджиланте? Разве что комиссару Гордону было не всё равно. Но он был для них практически своим. Он понимал их, пусть и не всегда одобрял. Каждый из них доверял ему. Не колеблясь, каждый бы снял перед ним маску. Но ни один не делал этого. Лишь по одной причине: Джеймс не хотел знать, кто они, дабы, если что с ним случится, не выдать ни единым словом, и запрещал им чуть ли не под страхом ареста, над чем летучие мышата частенько подшучивали, открывать ему свои личности. И они понимали это, лишь больше уважая Гордона за это. Единственного из всех полицейских. Но он такой был один. Остальные же, вся эта серая масса с двумя-тремя сильными личностями и несколькими десятками честных и непродажных в каждом отделе, не значили для них почти ничего. Не мешали – и то хорошо. Задерживали преступников – ещё лучше. Призывали на помощь или сами помогали – прекрасно. Но это была их работа, их долг. Защищать Готэм легальным путём. У Бэт-семьи путь был несколько другой. И вот его-то разделить с ними мог только Джеймс Гордон. На него они теперь возлагали надежды. Тим – прежде всех остальных. Он надеялся на то, что комиссар станет надеждой для всего населения города после смерти Бэтмена. Поменять он, конечно, едва ли что-то сможет, но будет символом, путеводной звездой, которую они поддержат. Кто бы сказал Дрейку подобное несколько лет тому назад – засмеял бы! А сейчас сам был готов выдвинуть подобную инициативу. Времена и впрямь менялись.
Быстрее всего они менялись для дворецкого, Альфреда. Ему шёл уже шестой десяток лет, и за это время он кого только не потерял. Сколько раз только не постигала его боль утраты – он и сам уже посчитать не мог. Но сегодня ему было особенно больно – и особенно страшно. Больно и страшно, как никогда. Он пережил многих, и думал, что переживёт ещё больше. Но ему никогда и в голову не приходило – хотя, кого он обманывал, приходило в бессонные, полные ужаса ночи, в ночных кошмарах, когда те его настигали, - что он потеряет мастера Брюса, что доживёт до того дня, когда Уэйна не станет на свете. Бэтмен был пышущим здоровьем человеком средних лет, у него был ребёнок, не так давно даже была любимая женщина. И вот теперь он умер. Теперь его не было в этом мире. А Альфред был. И не было для него в этот момент страшнее горя, чем всё, происходившее вокруг. Кто-то когда-то сказал, что нет ничего хуже, чем жизнь родителей, потерявших ребёнка. Дворецкий сейчас с этим бы поспорил. Ведь Уэйн был для него всем. Хозяином, подопечным, учеником. И, как это ни странно признавать, сыном, неродным разве что по крови. А родство по духу оба во многом считали важнее, нежели родство генетическое. Большая часть жизни Альфреда прошла бок о бок с воспитанником. Он ведь был совсем ещё молодым, только вернувшимся с войны юношей, когда его взяли на замену старому дворецкому Томас и Марта, а Брюс родился в тот же год. Десяток лет Пенниуорт был ему верным другом, а последующие три – и чуть ли не единственным близком человеком после смерти родителей. И должен был оставаться ещё долго. Но Уэйн был мёртв, а Альфред – ещё нет. Это было странно и непривычно, и он всё никак не мог справиться с этим. В попытках забыться он старался погрузить себя в дела. Усилий его никто не замечал, ибо все и каждый были охвачены своим горем. Но, с другой стороны, не замечал себя и своей печали и он сам. Он менял посуду, подавал еду, которую практически никто не трогал – лишь слегка надкусывали: настолько подавлены были все здесь присутствовавшие. Иногда подливал вино в бокалы. Носил успокоительное последнему птенцу умиравшего гнезда Уэйнов и всем тем, кому оно было необходимо. Прежде всего, разумеется, себе и Джеймсу. И мало им было одной валерьянки. В ход шли средства против повышенного давления или учащённого сердцебиения. Ни тот, ни другой на здоровье не жаловались, но сегодня был такой день, что даже их организмы не выдерживали душевной боли, обрушившейся на всех знакомых Бэтмена. Помогало мало. Но зато Альфред растворялся в этой своей повышенной деятельности настолько, что периодически забывал, что мастер Брюс не отбыл на задание, а лежал здесь, мёртвый. Но стоило ему вспомнить об этом, как на серо-голубых, состарившихся и погрустневших в один день, глазах выступали слёзы, которые можно было сравнить разве что со слёзами отца, потерявшего сына. Украдкой он шептал: «Спите спокойно, мастер Брюс». И, в тайне ото всех доставая платок, утирал слёзы, натягивал безразлично-горестную гримасу и продолжал прислуживать. Что ему оставалось делать, в конце-то концов?
Иногда думал о том, что следовало, пожалуй, брать пример с последнего из Робинов. С Сына Бэтмена, несчастного Дэмиана Уэйна. Сколько тот пережил на своём веку, даже подумать было страшно. Воспитание в Лиге Убийц, бытие помощником главного защитника Готэма, поставившим себе задачу сломать все те психологические принципы, в соответствии с которыми его ребёнок был воспитан. Уход отца куда-то, принятие нового носителя костюма, Дика Грейсона. Возвращение Брюса и их тандема. Смерть Ричарда. Собственная гибель, возвращение в качестве сверхсильного полубожества, а затем – потеря могущества. Весть о смерти матери. Наконец, Последняя Игра Джокера и окончательное отправление на тот свет отца. И без того обычно замкнутый, Уэйн-младший за день не проронил ни единого слова. Он сидел молча, отказываясь от еды и не разговаривая ни с кем, несмотря на все попытки хоть как-то привести его в чувство со стороны Альфреда и Барбары. Остальные даже не пытались. Комиссар Гордон и Кларк вполне законно считали это не своим делом. Прочие не были настолько близки с ним. Гордон-младшая думала о том, что, быть может, Дик сумел бы вывести Дэмиана из этого ступора. Но Дик тоже был мёртв, и уже очень давно. На Тима полагаться здесь было совершенно бесполезно, это она и сама прекрасно понимала. Вот и оставался Уэйн-младший в одиночестве, периодически забирая из рук Пенниуорта таблетки и кое-как их запивая – и всё это делалось молча, прошу заметить, бесслёзно – прямо как дедушка учил – рыдая и периодически закрывая лицо руками, чтобы никто не видел его слабости. Никто из них не был этого достоин. Даже все они вместе. Альфред, разве что. Он всегда особенно сильно сопереживал Дэмиану, относясь к нему гораздо мягче, чем Брюс, являясь своего рода «пряником» во всей Бэт-семье. И если бы здесь был только Альфред, Робин бы, возможно, даже не сдержался. Но здесь были все остальные. Их присутствие и замыкало Уэйна-младшего в его горе. Он думал о том, что Ричард бы понял его, если бы был здесь. Зря они, что ли, столь долго вместе работали – и даже почти сработались, можно сказать? Но Ричард умер, и у него почти никого не осталось. Ра`с не появлялся с момента воскрешения Дэмиана. Альфреда, забывавшегося в заботах, он не считал должным отвлекать от его занятий. Родителей не было. И старшего названого брата – тоже. Когда-то жестокий, начисто лишённый всякого милосердия убийца в теле десятилетнего ребёнка, пятый Робин сейчас был как раз этим самым десятилетним ребёнком. А ещё он был сиротой в окружении почти чужаков. И чувствовал себя одиноко, как не чувствовал никогда в жизни. Да и, наверное, чуть ли не в первый раз в жизни он испытывал подобное. Глаза его видели товарищей по бою – и каждый из них был чужим для него. Супермен. Комиссар. Барбара. Тим. Стефани. Особенно Стефани.
Стефани Браун, известная до того и как Бэтгёрл, и под именем Спойлер, выглядела в этот момент особенно не на своём месте. Она была чужероднее, чем Джеймс, и даже чужероднее, чем Кларк. Она то пропадала, то исчезала, то погибала, то возвращалась вновь. Но самое главное – она никогда не пыталась становиться здесь по-настоящему своей. Да и как ей было стать названой сестрой тому же Тиму, с которым у них был роман, и который дал ей ребёнка? Ребёнка, которого она была вынуждена отдать в приют, потому что ей самой-то жить было не на что, а тут ещё и младенца нужно было кормить. А Дрейк даже не поинтересовался, даже не написал, даже не позвонил ни разу. Какие уж тут родственные чувства. Остальные же и просто виделись с ней столь редко, что уж почти и позабыли. Уэйн-младший и Альфред не могли воспринять её никоим образом, потому что почти не знали. Ещё одна девушка в костюме летучей мыши, не более того. Гордон-младшая и то могла лишь отрешённо посочувствовать, глядя на неё, словно сквозь стекло. Но Стефани пришла отнюдь не ради того, чтобы встретиться с ними – того же Тима она в жизни видеть более не хотела. Она пришла сюда ради того, чтобы проститься с Брюсом. С человеком, который, собравшись опровергнуть законы генетики, принял её в свою семью. Он один из всех увидел в ней не дитя её отца, не наследницу суперзлодея, что в скором времени должна была отомстить за поражение родителя, надев его костюм и прибегнув к его методам, либо просто присоединиться к оравам беспризорных мальчишек и девчонок, слонявшихся в попытках выжить по пригородам Готэма. Он увидел в ней будущую героиню, одного из своих помощников, - и она сама доказала это, присоединившись к нему, помогая в борьбе против своего же отца. А вскоре, надев костюм Спойлер, стала полноправным членом Бэт-семьи. Не всегда полезным, конечно, - и она сама это прекрасно понимала. Часто её брали в заложники, часто названые братья и сёстры были вынуждены рисковать собой из-за её ошибок. Но во многом её просчёты были от того, что ей никто не доверял и мало кто полюбил. Способного понять её Джейсона уже и в живых не было. Ричард всю свою заботу распределял или на Барбару, тогда ещё парализованную его то ли девушку, то ли просто очень близкую подругу, или на Дэмиана, за которым сначала был нужен глаз да глаз из-за недостатков воспитания, а затем Уэйну-младшему требовалась поддержка в связи с уходом отца. На остальных у него вполне хватало сострадания и внимания к проблемам, но не хватало ни времени, ни сил. Пару раз он говорил со Стефани достаточно откровенно, и она видела, что он понимает, насколько ей тяжело. Но поделать с этим ничего не мог. А потом он тоже умер. С Тимом к тому времени у них отношения расстроились вовсе – в связи с расставанием и с ранним ребёнком Браун. Барбара, не показывая вида, порицала Спойлер за то, что та отдала дитё в приют, порой говоря о том, что можно было просто оставить его им на воспитание. Не в Бэт-пещере, конечно, но в особняке Брюса. В первый раз тому с Альфредом, что ли, было кого-то воспитывать? Но вместе с тем Гордон-младшая частенько помогала Стефани советом, когда та заменила её на посту Бэтгёрл, будто чувствуя вину за то, что один из их названых братцев так с ней поступил, бросив в столь ответственный и тяжёлый момент жизни. Близкими подругами по гроб жизни они так и не стали, но друг друга приняли и даже пытались понять. Но даже такие, относительно прохладные, отношения, были достижением для Спойлер. Тот же Дэмиан так с ней толком и не привык находиться рядом. Он был слишком замкнут в своём собственном одиночестве, слишком занят теми проблемами, которые возникали у него самого – одна за другой. Он сам заводил контакты с остальными слишком медленно, чтобы думать ещё и о том, что рядом было существо столь же одинокое, как и он сам. Альфред был весь в домашних заботах, и, хотя и пытался помочь и услужить всей семье, не мог полностью погрузиться во внутренний мир всех и каждого. У него на главу семейства-то не всегда хватало времени. А уж если со своим воспитанником он не всегда был способен поговорить по душам, что уж было говорить об остальных, и уж тем более о ней?
Вот и оставался Стефани единственный близкий человек – Брюс. Брюс, прощавший ей одну оплошность за другой. Брюс, дававший ей шанс за шансом, несмотря на то, что она его раз за разом подводила и раз за разом не оправдывала его доверие. Один раз она даже нарушила установленные им правила поведения Робинов и была изгнана с этого поста. Осуществить подобное надо было умудриться – учитывая то, что даже Тодд, отнюдь не пай-мальчик, не сумел довести Уэйна до столь жёсткого решения. Но судьба Браун не в первый раз подкидывала ей подобные трудности – и новое испытание пошло ей на пользу, что не без одобрения и очевидного удовлетворения изменениями в её характере, Брюс отметил, когда они встретились вновь. И эта динамика должна была сохраниться, Стефани должна была исправиться до конца. Но теперь это всё повисло на волоске. Как и судьба всей Бэт-семьи, как и судьба всех виджиланте Готэма, а, возможно, и мира. Ибо Бэтмен был мёртв – а они ещё нет.
Солнце за этот день не выглянуло ни разу. Учитывая то, что город был одним из крупнейших индустриальных центров США, с соответствующим уровнем загрязнения атмосферы, в этом не было ничего удивительного. Но сегодняшняя серость небес не имела никакого отношения к отходам промышленности. Это было обычное погодное явление: собирающийся дождь. Он не был такой уж редкостью в этой местности, и никто совершенно не удивился, когда капли забили по стеклу. И даже когда сила, с которой они это делали, достигла определённого лимита, после которого летучие мыши Готэма уже не вылетали на охоту за нарушителями порядка, а предпочитали перемещаться на Бэтвинге или Бэтмобиле даже в те дни, когда Брюс выходил на тропу войны со своим самым страшным врагом, с Джокером. Даже вчера, во время Последней Игры. И вот сегодня всё повторялось. В помещении быстро темнело, а небо с такой же скоростью то ли розовело, то ли желтело, в зависимости от того, что брало верх – природный цвет или же цвет индустриальных выбросов.
В особняке Уэйнов сидели шестеро людей и один гуманоид. И все они, каждый по-разному, думали только об одном. Лучшие из лучших уходили, один за другим. Оставались только они. Лучшие из худших.
***
Ливень всё расходился. Наступала ночь. Первая ночь без Брюса, которую каждый из них планировал провести наедине со своими мыслями, со своими думами о том, что будет делать, и как будет жить дальше.
Первым улетел Кларк. Ему здесь уж точно делать было нечего. К тому же, его ждала Лига Справедливости, в которой он теперь, на свою беду, стал единственным главой, на которого обрушивалась вся ответственность и большая часть работы. Он больше не мог быть ударной силой, не мог больше только вести за собой. Он должен был становиться настоящим лидером. И об этом стоило поразмыслить в одиночку. Возможно, даже вслух, поговорив с самим собой. А здесь этого делать не стоило. Пожав руку всем и каждому, аккуратно прикоснувшись ладонью к плечу Уэйна-младшего в знак поддержки, он удалился.
За ним последовала Стефани. Ночевать в поместье у неё не было ровным счётом никакого желания. Её с этим домом, кроме хладного тела Брюса, не связывало ничего. И находиться здесь теперь ей было незачем. У неё начиналась совершенно новая жизнь. Виджиланте Готэма, ни коим образом не связанного с Бэт-семьёй. Даже супергеройским прозвищем. Ведь когда Барбара вернулась на пост Бэтгёрл, Браун снова стала Спойлером. Кивнув Гордонам и дворецкому, с сочувствием взглянув на младшего названого брата, скрылась в ночи.
Вслед за ней раскланялся и Тим, направившийся в пещеру – ему там всегда было комфортнее всего. Ему нужно было крепко поразмыслить над своей ролью в этом мире – среди Юных Титанов, среди семьи и, пожалуй, в отношениях со Стефани. Если их вообще было возможно возродить.
Последним удалился комиссар Гордон. Ему завтра нужно было на работу, свободным графиком которой, в отличие от героев, он не обладал. Пожав руку Альфреду, выразив своё почтение и свои соболезнования Уэйну-младшему, он подошёл к Бэтгёрл.
- Мисс, простите, что не могу по имени, прощайте.
- Прощайте, комиссар, - она почувствовала свои ладони в его ладонях и чуть было не выдала себя, но грозный взгляд отца не позволил сделать этого. – Ваша дочь просила передать вам, что она сегодня останется у подруги, и чтобы вы возвращались домой как можно аккуратнее.
- Непременно. Спасибо, что передали. Прощайте ещё раз.
- Не забудьте, что она вам сказала! – крикнула вслед ему Гордон-младшая.
- Не забуду! – ответил Джеймс.
После его ухода их осталось трое в их неутолимом, бесконечном горе. Альфред, Барбара и Дэмиан. Они сидели в креслах, и ничего не могло успокоить их и заставить отправиться в покои. Бэтгёрл периодически то говорила с дворецким, то молча обнимала столь же молча ей отвечавшего Уэйна-младшего, пятый Робин не делал ничего, лишь апатично сидел в кресле, а Пенниуорт носил им еду. Так продолжалось, пока окончательно не стемнело, и не раздался звонок в дверь. Пошедший смотреть таинственного гостя Альфред обомлел, когда увидел, кто явился в поместье. Шёпотом он произнёс, сам себе не веря:
- Мастер… Мастер Грейсон?