Это не нуар, похоже

[Djulian-of-Amberus]

Название: Капитан Америка, 2115 год
Глава: 1 - О дивный новый мир!
Автор:  Djulian-of-Amberus
Фэндом: Marvel Comics
Размер: мини (5 тыс. слов)
Жанр: джен, попыткавнуар, попыткавпостапокалипсис, попыткавдетектив
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Стив (Капитан Америка) Роджерс, Фрэнк (Каратель) Касл, тысячи упоминаются
Предупреждения: в жанрах + неграфическое описание насилия
От автора/Саммари: Когда надежды уже нет, когда декорации вокруг - одна лишь "Дорога", когда мир вокруг похож на нуар, но нет, когда везде постапокалипсис, а ты Капитан Америка, не остаётся ничего, кроме как пойти на службу к местному олигарху в подобие полиции, брать в напарники Карателя и идти, обколовшись, ловить преступность. Чем и занимается Стив Роджерс. А ещё тут люди-пауки и не только. Серость, серость, серость. Нолан, не гордись мной.

Земля-843.
2115 г. н. э., 17 августа, 15.00. Реньюд-Анкоридж, полуостров Аляска.
Едва ли жители города помнили, когда в последний раз здесь наступал солнечный денёк, такой, чтобы тучи, сыпавшие пылью, вышвырнутые в воздух ядерной зимой лет сто назад, полностью скрылись с небосклона. В городе всегда было пасмурно, серо-чёрно. Редкой птицей в этом засилье бесцветности были голубые проплешины светлого неба и тёмно-синие тучи, которые несли с собой неизвестно что: то ли дождь, то ли град, то ли снег. Предсказать, что конкретно, не брались даже расплодившиеся в гигантском количестве здешние астрологи-метеорологи-прорицатели и просто добрые люди. А уж простые жители и вовсе были вынуждены кутаться в шубы, параллельно с этим нося прошитые металлом изнутри зонты, сворачивая их при первых признаках надвигавшейся грозы. Что нужно было делать, если гроза не исключала град, а, напротив, им сопровождалась, не знал никто. Бежать домой, под уцелевшие каким-то чудом грибы детских площадок, козырьки подъездов, а если всё совсем безнадежно – начинать поносить матом сотрудников органов наведения правопорядка, причём матом самым грязным, дабы те не списали всё на очередного пьянчугу, а соизволили высунуться из участка в такую погоду, применить первичную меру пресечения – несколько ударов ногами в живот, а потом забрать к себе, в тёплую и относительно безопасную штаб-квартиру, за решётку, на пару дней. Особо невезучие были вынуждены наносить оскорбления доблестным полицейским несколько раз подряд, когда расписание гроз с градом идеально под них подстраивалось. Такое происходило крайне редко, но всё же происходило. В этих случаях стражи порядка, правда, уже, смеясь, сажали бедолагу в кабинет, заваривали ему чай или кофе – по вкусу, и принимались кататься по столам, не в силах сдержать хохота. Когда же небесные пули, наконец, прекращали свою нещадную бомбардировку, пинком выставляли из участка, не прекращая смеяться. Оскорблявший с парой переломанных ребёр, потирая спину, испачканную в послегрозовой грязи, гордо удалялся восвояси – домой на самолечение или в больницу. После подобных случаев многие жители Реньюд-Анкориджа усваивали одно простое правило: если ты не полицейский и если вдалеке раздаются раскаты грома, то лучше сидеть дома или давать взятку охраннику на работе, чтобы тот позволил остаться на ночь. Некоторые служаки дубинки и вахты на подобных случаях делали, как говорили, миллионные состояния, становясь после этого успешными предпринимателями и освобождая место ещё одному поколению дельцов. Все в городе крутились, как только могли. Новый мир был жесток. Сер в своей чудовищной, повсеместной жестокости. Здесь почти не осталось добра, как и зла. Краски смешались.
Под серым небом послевоенной Аляски, под бледно-жёлтым её солнцем, тем не менее, как мы имели возможность убедиться, жизнь продолжала существовать, и делала это вполне успешно. Вдоль серых разбитых дорог стояли серые, относительно целые, можно сказать, дома. Целые ряды их. А рядом с ними то тут, то там, прорастал зелёный ковёр. Природа восстанавливалась после чудовищных катаклизмов первой половины двадцать первого века. Росли только травы и маленькие хвойные деревья. Кроме них местный суровый климат едва ли мог пережить хоть кто-то из растений. Это была их территория, и только они могли заселять её. Они привыкли к этому климату миллион лет назад, и отвыкать не собирались. Да и не имели возможности, говоря честно. Природа не давала им подобной возможности. Они не слишком возражали. В конце концов, кто, если не они? В условиях упавшего лишь шестьдесят лет назад высокого уровня радиации, прошедшей, но не оставлявшей никого в покое, особенно память людскую, ядерной зимы, неба, не бывавшего ясным, только они и могли исполнять работу фотосинтетиков. «Пища» в больших количествах представлена не была. Но у них был долгий полярный день, когда солнце практически не заходило, и скудное количество лучей поступало в их организмы практически постоянно. За счёт этого скромного пропитания ещё вполне можно было выживать, и даже давать возможность выжить целой экосистеме, разрушенной в годы войны практически целиком, но теперь понемногу восстанавливающейся. А ещё – вселять надежду в людей, которые по-прежнему ходили вокруг, которые видели возрождение иной жизни, и возрождались духовно сами. Это было добрым знаком, безо всяких сомнений.
Люди мало изменились за сто лет, прошедших с тех пор, как они поставили планету на грань полного, абсолютного уничтожения. Дураки породили все их проблемы в прошлом, но хоть дороги, проклятье любой земли, где некогда ступала нога русского управленца, больше были не слишком нужны. Даже, наверное, вовсе не нужны. Тротуары, по которым можно было передвигаться пешком, кое-как обновлялись, превращаясь в широкие мостовые, ибо пешеходы в двухсотлетней войне с водителями, наконец, понемногу стали одерживать верх. Да что там говорить, они полностью подчинили себе пространство от бордюра до бордюра. Вековая несправедливость и притеснение, наконец, были практически полностью ликвидированы, а справедливость в отношении изобретателей, против которых восстали машины, их изобретения, и неблагодарные новые хозяева, автомобилисты, была восстановлена. В русской диаспоре Реньюд-Анкориджа всё чаще стали раздаваться шутки про то, что одна из двух главных проблем нации, наконец, была окончательно разрешена. Причудливым и радикальным, в каком-то плане, способом, но вполне эффективным. Кто-то остроумно заметил, что, возможно, проведя ещё парочку ядерных войн, мир избавится и от второй, тем самым доказав противоречивость и принципиальную неисполнимость своего же тезиса, на что ему или ей тут же указали. В конце концов, пришлось согласиться.
Ещё меньше, чем вечные колдыри да колдобины на дорогах, изменилось то, между чем их в ранние времена строили. Дома. Прежние небоскрёбы растащили на блоки и металлолом, и на их месте появились не столь компактные, но не менее вместительные конструкции. В обиходе их называли «Муравейники». Официальным названием было громкое, пафосное, соответствующее действительности, но оттого не менее диссонирующее с ней «МногоКвартирный Комплекс», сокращённо – МКК. Русские и здесь не остались в стороне, толерантно заметив, что Комплекс не МногоКвартирный, а МногоКоммунальный. В словах сих была доля правды: квартиры и вправду едва ли превышали десяток квадратных метров в площади, а на этаж двухсотметрового в длину здания порой было не больше одного туалета или ванной комнаты. Но никто не жаловался. В условиях прошедшего недавно конца света можно было быть довольным и этим. В других городах послевоенной Аляски, говорили странники, и такого не было.
Как не было и полиции. Здесь она тоже, конечно, была представлена в настолько маленьком масштабе, что городская легенда, рыцарь-виджиланте, Человек-Паук, и то больше пугал криминальный элемент, нежели органы охраны правопорядка. Они и сами это прекрасно осознавали, а потому старались браться в основном за те преступления, которые требовали вооружённого вмешательства и высоко развитых детективных способностей. А ещё иногда не отказывали себе в возможности взяться за очень уж резонансное «дело». Ещё бы: за подобное им платили в несколько раз больше. А деньги были нужны на всё: на информаторов, на еду, на поиск информаторов, на поиск еды, на оружие, его содержание, патроны, отстройку участка. Они были практически на самообеспечении и трудились чуть ли не добровольно: пара тысяч крышек же никогда лишней не было. Даже с учётом того, что они были волонтёрами и охраняли порядок просто потому, что иначе не могли. Но их было всего лишь двое – работников, которых кормили ноги, во всяком случае. Они безнадёжно курсировали от дома к дому в поисках убийц, разбойников, главарей банд. Они вламывались в дома к преступности без стука, и били её без жалости. Они ходили по улицам крестовым шагом борьбы. Их боялись многие. Они не боялись никого. Их было двое.
И сейчас они приближались к одному из «МногоКоммунальных Комплексов». На карте он был небрежно помечен как «МКК-7». У них не было формы, но их всё равно узнавали. Потому что забыть этих полицейских было невозможно. Они словно передавали привет из давно прошедшей, ещё довоенной, Эры Героев. Они были одними из последних героев, и одеты были соответствующе.
Первый идеально подходил этому чёрно-серому миру. Он сам ходил в одеждах этих цветов. Чёрные брюки, чёрные сапоги. Чёрная куртка, из-под которой выглядывал посеревший череп на чёрной майке. Автомат за спиной. Пистолет на поясе, и граната рядом. Тёмно-карие глаза с ненавистью смотрели на весь город, на всё это обиталище преступности, прогнившее дотла. Чёрные волосы проглядывали из-под очевидно маленькой и натянутой шапки. На вид мужчине было около сорока – сорока пяти лет, но держался он по-военному молодо, осанка его была прямой, а ноги едва ли не чеканили походный шаг. Опознавательных знаков на нём, тем не менее, не было никаких. Кроме того самого черепа, символизировавшего прямо, не допуская никакого иного толкования, кроме того, что тот, кто носит эту одежду, одновременно несёт смерть преступности в этом городе. Что он является Карателем всего порочного, что здесь есть, самой настоящей наказывающей дланью Того, Кто Выше Всех. Его звали Фрэнк Касл. Его прозвищем было и вправду Каратель.
Разительно он отличался от своего спутника. При далёком рассмотрении, правда, это сглаживалось. У второго была точно такая же идеальная выправка, и шли они по городу маршем мётел, выметающим оттуда всю грязь и нечистоты душ людских. Тот также бил по некогда идеальной, а ныне потрескавшейся, мостовой ботинками. Но стоило лишь чуть приблизиться, как сразу же возникало странное ощущение, что напарник Касла был не из этого мира или времени, ощущение невероятной его чужеродности, которая проявлялась буквально во всём, с ног до головы. Поразительно выделялась цветовая гамма. Коричневые сапоги, синие штаны, белая, почти кристально чистая майка. У него чёрной была лишь куртка, да и то скорее от темноты оттенка: она должна была быть небесно-голубой, но портной, очевидно, что-то напутал, и она приняла цвет воды морских глубин. Мужчина себя так успокаивал, судя по всему. Он не желал признавать, что этот порочный, страшный мир начал поглощать и его, проникая пока только на самый верх души его, не портя её глубину, не загрязняя его внутреннюю чистоту. Она всё ещё светилась на лице, закрытом белевшей на фоне серости города бледной кепкой. Само же лицо описать было бы ещё труднее: в лексиконе Реньюд-Анкориджа подобные слова, наверное, просто не существовали. Светлые волосы, голубые, блестящие, совпадающие по цвету только с небом в единственные ясные дни в году, грустные глаза. Бледная белая кожа, юношеские черты. И огромное мускулистое тело, под два метра в высоту, полностью с лицом диссонирующее. Тело воина. Тело борца. Тело солдата. Он и был когда-то солдатом. Об этом свидетельствовали погоны капитана на куртке. Погоны времён Второй Мировой войны, некогда самой страшной в истории человечества, а теперь казавшейся не более чем локальным конфликтом, по сравнению с тем, что ожидало человечество впереди, чьи последствия оно ныне испытывало на себе. Личность же напарника Фрэнка Касла переставала вызывать хоть какие-то сомнения, стоило вглядеться в то, что он нёс за спиной. Это был щит, некогда окрашенный в красно-бело-синие цвета американского флага, а ныне одиноко белевший, как и тот, к кому он был некогда прикреплён, как символ, а теперь остался всего лишь очередным оружием, не более того. Оружием того, кто некогда называл себя Капитаном Америка. Сейчас он был не более чем паритет-начальник боевого отдела по борьбе с преступностью полиции Реньюд-Анкориджа, Стив Роджерс. И он шёл делать то, что умел лучше всего – бороться со злом во всех его проявлениях. Когда-то он боролся с нацистами. Теперь он боролся с преступниками. Что ж, это тоже было не самым худшим применением его способностей. В новом мире, возможно, даже и лучшим. В конце концов, здесь не осталось уже ни нацизма, ни расизма. Одни банды, жулики да маньяки. Но они тоже заслуживали быть наказанными. Не покаранными. Отнюдь. Наказанными. Потому что зло заслуживало мучений за решёткой, а не счастливой и мгновенной смерти. Зло заслуживало гореть в аду. И раз он остался последним, кто ему эту возможность предоставит – что ж, так тому и быть. Его поход продолжался с новой целью и старыми методами. Поход его соратника не менял даже цели. Они были странный тандем. Но служили вместе вполне эффективно, несмотря на разногласия. Они сражались за свет в будущем любыми доступными им методами. А что им ещё было делать, в конце концов?
Дневник Стива Роджерса, 17/08/2 Год Омега. «Дело»: Стрельба в Муравейнике-7.
Прогресс: 0%, начато.
С утра ругались в участке. Я кричал на Фрэнка, он кричал на меня, Джона кричал на нас обоих, Отто, Мигель и Фелиция тихо стояли в сторонке, как умные люди. Пришёл Т`Чалла, стал кричать на Джону. В чём проблема, спрошу я сам себя, когда ещё раз стану это читать? Да не знаю. Мы просто живём с Фрэнком, как кошка с собакой. Почему? Ещё раз – да не знаю. Мы оба желаем справедливости для всех в этом несправедливом мире, желаем сделать его хоть чуть-чуть лучше. Но как мы это делаем? Кричим, что есть дури. Потому что он на дух меня не переваривает, говоря, что я не тот Стив Роджерс, о подвигах которого он читал в довоенных учебниках по истории, которые находил на полке у матери, когда ещё был совсем маленьким. А я что сделаю с этим? Ничего. Потому что я считаю себя тем же Стивом Роджерсом, который жил в тридцатых-сороковых годах прошло… прости, Стив, позапрошлого века. Я не изменился внутри. Почти. Разве что самую малость. Но век такой. Америка такая. А я ведь когда-то считал себя Капитаном Америка. И тем самым поставил себя в прямую зависимость от этой страны и этой нации. А страна и нация изменились. Страна вовсе исчезла, а нация размылась. В ней слишком много стало другой культуры. Тут и немцы с их вечной борьбой и войной. Русские, которыми нас всё пугали в детстве, но которые на поверку оказались неплохими ребятами с такой историей происхождения, что Отто, Фелиция и Мигель дружно говорят, что русских либо никогда не существовало, либо они имеют право считаться не нацией, а сверхнацией. Вспоминая своих друзей детства, могу сказать, что в отношении американцев можно было бы сказать то же самое. Аляскинская их часть так уж точно стала этническим котлом. И я стал таковым вслед за ними. Я герой своего народа. Я должен олицетворять его и ни один другой. Поэтому я изменился. Внешне. Но в душе я ведь всё тот же Стив Роджерс. Те, кто меня знали, сейчас бы это подтвердили. Бекки подтверждает, во всяком случае. А поскольку лучше её и матери меня никто никогда не знал, с полной уверенностью можно сказать, что она не лжёт, да и я тоже. Вот только ты Фрэнку попробовал бы сказать это.
Я его тоже не слишком люблю. Он жестокий. Суровый. Настоящий ребёнок Аляски. При этом порой я начинаю подозревать в нём испанские или южноамериканские корни. Вспыльчивый очень. И справедливость у него ультимативна слишком: или мёртв, или невиновен. Или это я утрирую. В любом случае, он убивает слишком часто, как по мне. Порой даже не разбираясь особенно. Из-за него половина архонтов Реньюд-Анкориджа на нас зуб точит. Нет, их сынки, конечно, были мразями первостепенными (Фрэнк предпочёл бы «ублюдки»), но убивать их всё равно было как-то жестоко. Да, они убивали. Да, издевались. Но это наказывается в тюрьме. Плевать, что оттуда их бы вытащили. Но закон есть закон, пусть и та ещё дура. Но мы его служители. Если мы не будем его уважать – то кто будет? Фрэнк не хочет. А на меня Джона кричит. Много смертей при задержании. Очень много. Но поделать я ничего не могу. Я бы Фрэнка премии лишил. А Т`Чалла всё платит, не понимаю, почему. Денег, наверное, полно. А я формуляры устал заполнять. Мне надоело. Вот и сорвался я сегодня. Ну что теперь меня, расстрелять прикажете? Как тех насильников малолетних – тех самых, убийство которых я вовсе не осуждаю и не порицаю. Извольте. Только не поможет. Как выяснилось, я слишком живучий, чтобы подобные меры наказания на меня хоть как-то могли подействовать. Пара бандитов уже пробовала. У них не вышло. Фрэнк пока не сорвался. Наверное, к лучшему.
К лучшему и то, что наш дружный спор прервало сообщение, которое пришло Мигелю на передатчик. Выяснилось, что в одном из «Муравейников» слышали стрельбу. С потасовкой и рукопашной дракой. Сейчас, конечно, наверняка всё в конец стихло, и нас ждёт не более, чем несколько трупов. Не несколько десятков – банды разбираться за городом предпочитают. Фрэнка боятся. Он-то их не жалует вообще. Как-то напоролись мы с ним на перестрелку – и пока я решал, что делать, он всех их на месте и положил. Двумя группировками в городе стало меньше. Один снайпер сбежал – его Фрэнк в плечо ранить успел, а второго арестовал я и посадил в тюрьму. Освобождать его было некому. Сидит до сих пор в одиночной камере. Благодарит судьбу, наверное, что щитом по голове получил, а не пулей. И трясётся. Фрэнк же любит навещать тех, кого покарать не успел. Страшное зрелище. Я прохожу мимо. Стараюсь. На заданиях, правда, не получается.
А то ведь найдёт он там хоть одного живого – за майку схватит и последнюю каплю жизни выбьет. Он может, можешь мне поверить, Стив, который прочитает это. Хотя, надо полагать, скорее на месте нас ждут одни трупы. С чего такой вывод? Чувствую я. Хотя, помимо ощущений, я ведь ещё и целым рядом исходных данных обладаю. Пора бы уже их разобрать. Подходим мы всё ближе и ближе, в здании нас ждут улики, их тоже придётся анализировать. Поэтому начинать лучше как можно быстрее.
Даны нам, собственно, номер квартиры, сообщение свидетеля и расположение дома. Номер – шестьсот десятая. Один из последних подъездов, и, скорее всего, четвёртый или пятый этаж. Прыгать высоко, убийца, скорее всего, спускался по лестнице. Если только он не метачеловек. Последнее сомнительно. Нас слишком мало. Я знаю только себя одного. Ходят слухи о Человеке-Пауке: встречал его ночью. Двоих знаю. Хорошо. Но вероятность встречи третьего всё равно стремится к нулю. Следовательно, два раза с небольшим интервалом один и тот же человек был на виду у охранника или камер наблюдения. Уже хорошо.
С домом хуже. Во-первых, не отвечает охранник. Или тяжело ранен, или проспал, или вообще убит. Последнее наиболее вероятно. От него данных мы едва ли дождёмся, выходит. Сам дом, вдобавок, находится на окраине города. Убийца мог уйти или даже прийти из-за пределов Реньюд-Анкориджа. А может идти навстречу нам, и мы его даже не видим. Последнее было бы совсем печально. Всех же встречающихся мы останавливать не можем: слишком много времени на предварительное следствие уйдёт. А я хочу дело по горячим следам раскрыть.
Какое дело? Подозреваю, что убийство. Судя по звукам, которые кое-как доносились до нас сквозь крик несчастной женщины, которая обо всём сообщила, это был боевой пистолет. Возможно, стрелявший оборонялся. Это бы облегчило дело. Или сделало куда хуже, при условии, что ему бы свою жизнь сберечь не удалось. Тогда было бы неплохо, будь это перестрелка. Но если нападающий вдруг дрался холодным оружием, или, того страшнее, был метой, способной убивать без оружия в принципе, то мы, что называется, пропали. Дело неимоверно затянется, и сдельной части зарплаты нам с Фрэнки не видать, как собственных ушей. Премию мы уже потеряли. А на оклад не слишком проживёшь. Да, Стив из будущего, в прошлом всё не слишком сильно менялось на протяжении двух столетий. Внешний вид, разве что. Взгляни на этот «Муравейник» (фотография 136 в галерее моего КПК, как сообщает сделанная Мигелем программа). Серые стены, узкие окна, куча антенн. И в длину он с два «Тирпица», наверное. Не чета малюткам моей Америки, в которой я родился. Но лучше ли? Определённо нет, как по мне. Серо и бездушно. Но ладно. Распривередничался я. Ты уж прости мне. И мою болтовню тоже прости. Я её, к слову, прерываю. Мы подходим.
Конец записи.
Стив совершенно верно охарактеризовал «МКК-7» с визуальной стороны. Строение, не примечательное ровным счётом ничем, кроме своих размеров, да и тех – только в длину. Оно вдавалось в совершенно не обжитую раннее территорию. Реньюд-Анкоридж только начинал расширять своё влияние в ту сторону, и посему седьмой «Муравейник» был ещё не заселён даже на половину, и большая часть его окон сиро смотрела на постапокалиптический пейзаж высушенных лесов и выжженных напалмом мелких речушек, словно обречённо твердя: «Оставь надежду…». Стив с Фрэнком дружно мотали головой, отгоняя от себя это впечатление. Их так просто было не взять. Они были прожжёнными солдатами своих войн, они не первый год жили здесь. И уж точно не собирались оставлять надежду. Потому что они несли её на своём знамени, на щите и на майке, на оружии, и огнём она светилась в их глазах, взиравших на этот мир с презрением и отвращением, глубокой любовью и верой в счастье. Как бы серо не было вокруг, они упорно с этим не мирились. Ведь один из них почти весь был в чёрном, другой – светился белым. А вместе они были справедливостью. По раздельности – карой и милосердием. И если их встречали надоевшими всем слоганами Ада на Земле, они отвечали бухенвальдским набатом: «Каждому – своё». Они неумолимо шли к концу дома-ковчега, призванного не спасать, а затягивать всё глубже в пучину безысходности этого нового мёртвого города. Их ждало «дело». Их ждало восстановление справедливости их собственными руками. И они не хотели медлить с этим.
- Как думаешь, а сколько здесь стреляют без свидетелей? – задал вопрос, начиная неловкий диалог, Стив.
- Благодаря вам с Т`Чаллой – много, - грубо ответил Фрэнк. Он был зол. Его можно было понять.
- Благодаря нам с Т`Чалой нам кто-то до сих пор доверяет, - распалился вдруг Стив, - потому что если бы мы действовали так, как ты, то, прости, к нам бы вообще перестали обращаться! – глаза его, до того блестевшие угольками, разгорелись холодным огнём. Фрэнк решил, что самое время пойти на попятную. Даже он предпочитал не связываться с Роджерсом в таком состоянии. У того тоже были свои принципы, и когда они с Каслом сталкивались, искры летели в разные стороны. Сейчас было не время начинать этот спор.
- Остынь, капитан. Я высказываю своё мнение. Мне нельзя?
- Можно, - Роджерса словно холодным душем обдало. Рано он начал злиться. Теперь придётся молчать до той самой поры, пока они с напарником не зайдут в подъезд и начнут исследовать место преступления, в результате чего втянутся в рабочий диалог. Неловкой тишине, казалось, быть. Мерзко. Не любил Капитан Америка этого. Он и ссориться с Фрэнком не слишком любил. Тот, с небольшими оговорками, был хорошим человеком и доблестным сотрудником. Жаль, что они так часто портили друг с другом отношения. Надо было с этим завязывать, и поскорее. Долго они так не протянут, это было очевидно. И неприятно. Да, что-то нужно было делать с их постоянными спорами.
- Ты прав, кэп. Нам повезло, что этот звонок вообще был, - первым шаг навстречу сделал всё же Касл.
- Нашёлся же неудачник, который выбрал для того, чтобы убить кого-то, квартиру в этом «Муравейнике», соседняя с которой обитаема, - пробормотал в ответ Роджерс.
- Это не просто неудачник. Это неудачник в би-квадрате. Потому что здесь большая часть стен звукоизолирующая.
- Только через одну можно расслышать выстрел?
- Скорее, через открытое окно. Только оно должно быть открытым в обеих квартирах. Так что ты, может, и прав. Боковые стенки всё-таки очень тонкие. Через них тоже есть вероятность что-то расслышать. Меня только одно в этой ситуации напрягает.
- И что же? – Стив стал прислушиваться всё внимательнее. Он не был высококлассным сыщиком и не работал долгое время в полиции. Более опытный напарник для него представлял неиссякаемый источник приёмов и навыков детектива.
- Представляешь, сколько выстрелов преступник всего сделал?
- Не понимаю.
- Представь. Ты стоишь на кухне, готовишь, не знаю, индейку. За стенкой выстрел. Тебе нужно успеть испугаться, запаниковать, побегать по дому, схватиться за телефон, дрожащими руками вызвать нас. А мы ещё за спором не сразу расслышим. Это секунд тридцать. И всё это время шла пальба. Из одного ствола, Стив. Нужно быть безруким…
- Или мирным жителем.
- Или мирным жителем, но в этом городе один такой, и это – ты. И даже ты стреляешь метко. Иначе бы не носил кобуру.
- Ты хочешь сказать, что как-то всё очень странно? Думаешь, звонили из квартиры, где всё произошло? А стреляли уже для маскировки?
- Понятия не имею. Сейчас зайдём и узнаем.
- Угу. – Стив кивнул. Такой Фрэнк ему нравился гораздо больше, чем тот, с которым они стреляли друг в друга. Думающий и умный. Только слишком вежливый с имуществом невинных. Стив, на войне привыкший не церемониться, не уставал поражаться этой потрясающей наивности Касла.
Они подошли к подъезду. На удивление, здесь был козырёк – мощный, бетонный. Была дверь – железная, металлическая, недавно покрашенная в светло-серый. На ней резко выделялось коричневое устройство с белыми клавишами – в двадцать первом веке России его бы назвали «домофон». С лёгкой руки русской диаспоры этот термин перекочевал и в язык Новой Аляски. В Реньюд-Анкориджский диалект – так уж точно. Только он превратился в некую кальку – уже с руки немецкой диаспоры, став «хаусфоном». Англоязычная «с» предпочитала озвончать, но это было уже совершенно делом вкуса каждого. Как и то, как с подобными устройствами обращаться. Фрэнк был на удивление вежлив, когда речь заходила о технике. Он начал набирать охранника, ведя себя, будто образцовый полицейский. Стив являлся сторонником куда более радикальных мер. Постояв и посмотрев недолго на мучавшегося в ожидании ответа Касла, он не выдержал:
- Да что ты вечно церемонишься с ними?! Т`Чалла всё оплатит и даже не выговорит ничего.
И с этими словами принялся крушить дверь. Крушил он крайне аккуратно. Вогнал щит под углом, отогнув часть, а после начал без остановки бить по своему оружию кулаком. Повторил подобную операцию несколько раз, вновь поставил щит по центру и в прыжке ударил особенно сильно, выбив дверь без излишних затруднений. Грубо, но эффективно. Он почти всегда так делал. Фрэнк лишь удручённо покачал головой, поправляя оружие у себя за спиной и заходя впереди Стива, согнувшего колени, услужливо распахнувшего дверь и вытянувшего руку в приглашающем жесте. Странный человек был Роджерс. О невинных не заботился, а преступников от его кары спасал. И почему Т`Чалла его до сих пор держал на работе? Фрэнк мог только догадываться, быстро направившись к посту охраны. Сзади медленно шагал Стив, никуда не спешивший. Он словно знал, что ничего путного их там не ждёт. И, как выяснилось, в своём предположении совершенно не ошибался.
За открытым стеклянным окошком поста лежал, откинувшись на столе и открыв рот, охранник. Со стороны могло показаться, что он спал. Но от внимательного и намётанного глаза Касла не смог укрыться дротик, торчавший у охранника, взрослого рослого мужчины, из шеи, о чём Фрэнк не замедлил начальнику сообщить. Тот ударом ноги вышиб дверь поста, которая оказалась не заперта, и тут же о своём решении пожалел. Его отбросило взрывом гранаты, от огненной волны которого он кое-как успел закрыться щитом, на лестницу. Напарник, сам отпрыгнувший ко входу, и ухом не повёл. Он знал, что Роджерса не просто так было убить, и ничтожный зарядишко тут вряд ли бы помог.
- Кэп, в норме?
- А что мне будет, - отряхнувшись и по привычке потерев спину, откликнулся Стив и зашёл внутрь. Там был обгоревший с одной стороны труп охранника, лежавший уже на полу. – Как думаешь, это я его, выходит?
- Нет. Он уже был трупом, скорее всего. Или в таком состоянии, в котором его до войны бы из сна не вывели. Иначе бы мы с тобой его разбудили. Дротик цел?
- Целёхонек. Слушай, Фрэнк, а у него тут две дырочки на шее. Там, где не обгорело ещё. Большие такие дырочки. Укус. Не человек. Или мутант, или что похуже.
- Ну, приехали.
- Не то слово. Поднимайся пока в квартиру. Я пока тут осмотрюсь, - Стив стал рычкать по каморке в поисках записывающего устройства. Когда же нашёл, хлопнул себя по лбу. Рекордер тоже был взорван. Только и здесь винить себя ему было не в чем. Вскрыв покорёженную коробку, он убедился, что там не было диска, на которое обычно делалась запись. Видимо, убийца переоценил полицейских и перестраховался. Им здесь было делать нечего. Выдернув дротик, он аккуратно положил его в относительно герметичный пакет и, захватив с собой, пошёл вверх. Попутно решил вызвать криминалистов.
Официальное сообщение:
Адресант: Стив Роджерс, капитан полиции Реньюд-Анкориджа, начальник следственно-оперативного управления.
Адресат: Отто Октавиус, начальник отдела экспертизы полиции Реньюд-Анкориджа.
Отто, обнаружили один труп. «МКК-7», охранник. Сами чуть не взорвались. На трупе обнаружили следы укуса. Точной идентификации провести не можем, нужна помощь эксперта. Желательно, чтобы это были вы. Впрочем, если вы заняты, Мигель или Фелиция также, думаю, справятся. Срок выезда: как можно быстрее. Дело не терпит отлагательств ни под каким предлогом.
Конец сообщения.
Ответ пришёл быстро, и содержал три слова: «Ja. Мигель, Фелиция». Октавиус явно был занят. Раздражать лишний раз Осьминога было немногим безопаснее, чем быть преступником на расстоянии выстрела в упор от Фрэнка. Стив прекрасно это знал. И лишь пожал плечами: «Ну, Мигель с Фелицией так Мигель с Фелицией. Как изволишь», а сам продолжил подъём к Каслу, который уже стоял около искомой двери на втором этаже, облокотившись о стену и ожидая его. Выламывать не решался, о чём не замедлил сообщить, когда пришёл Роджерс:
- Нет, эту ломать мы не будем. Научились уже, спасибо, мне хватит сегодня падений, - опередил его Стив. – Давай лучше узнаем, есть ли у нашего мертвеца соседи, - он постучал в соседнюю дверь. Она была деревянной, ярко-коричневой на фоне бело-зелёных стен. И стука в неё не слышал никто. Роджерс пожал плечами, дескать, попробуем в другую. Фрэнк кивнул и громко ударил кулаком несколько раз в другую, точно такую же, только с другой стороны площадки. И снова никто не откликнулся. Они даже успели поменяться местами. Но никто не открывал. Отчаявшись, Касл врезал по левой двери ногой, что было сил. Та слетела с петель, и перед ними открылся вход в пустую, неотапливаемую квартиру без телефона, зато с окном. Стив быстро зашёл внутрь, обогнав Фрэнка и вдруг взвившись на него:
- Фрэнки, ты рехнулся, что ли? А если бы там растяжка была?
- Не была. И на что я тебе бронежилет ношу? К тому же, я, в отличие от тебя, на них пока не попадался.
- Резонно, - Роджерс предпочитал не спорить. – Посмотри! Окно открыто в той квартире!
- Ушёл через окно, всё-таки.
- И звонил из той же квартиры. Ну что, - открывая створки настежь, спросил Стив. – Лезем?
- Ты, - не терпящим возражений тоном утвердил Фрэнк. Роджерсу оставалось только, вздохнув, перепрыгнуть, зацепившись щитом за подоконник. Взобравшись на него, Капитан едва сумел не упасть обратно.
На постели, обагрённой тремя литрами крови, если не больше, лежала беловолосая и голубоглазая голова худосочного некогда мужчины. К потолку в мешочках паутины были прикреплены руки, ноги, туловище. Паутина была фиолетового, неестественного цвета. Очевидно, принадлежала она убийце. На огрызке шеи жертвы был дротик, а рядом с ним – два отчётливо видных следа от укуса. По полу были раскиданы гильзы. Очевидно, мужчина пытался отстреливаться. Всё, кроме кровати, было раскидано, разбросано и расшвырено. Сама кровать была сдвинута. Отброшенный в угол, лежал пистолет. Рядом был телефон. Проходя мимо них, Стив едва не наступил в бутылку вина, разбитую и разлившуюся по полу. Какое варварство. Около двери в прихожей, маленьком коридорчике рядом с единственной комнатой, предсказуемо была натянута тоненькая верёвка, а в углу лежала граната. Провозившись с ней минут пять и вспомнив, чему учили во времена Второй Мировой сапёры, Стив пришёл к выводу, что разминирование будет не самым быстрым процессом и сделал проще. Укрыл снаряд щитом и резко дёрнул за верёвку. Произошёл тихий взрыв, а Стив, встав, открыл дверь и тихо позвал:
- Фрэнк, иди сюда.
- Уже, - подбежал к нему Касл. – Ещё одна растяжка?
- Да. Но, как видишь, я на ошибках учусь.
- Труп? Трупы?
- Сходи и посмотри, - Роджерс пропустил Фрэнка вперёд. Тот, зайдя в комнату, сквозь зубы процедил:
- Ё…
- И не говори. Зато твоя теория подтвердилась.
- Что делать с этим будем, кэп?
- Ждать Мигеля с Фелицией, я их уже вызвал.
- Как прикажешь, командир. Отто, как всегда, сделал вид, что был занят?
- Да. Даже сообщение было только из трёх слов.
- Пошёл на…
- Да нет, - прервал его Роджерс. – «Да. Мигель. Фелиция».
- По-немецки?
- Ja-ja, richtig, – подражая Октавиусу, на хорошем немецком сострил Роджерс. – Как думаешь, детектива Барнс стоит вызывать?
- Твою подругу Бекки?
- Фрэнк!
- А что, я неправду сказал, что ли? Стоит. Как Мигель с Фелицией приедут. Нечего нам всем здесь сталкиваться. Я ребят заберу, а вы вдвоём здесь продолжите. Если её заподозрят в связях с нами, на одного полицейского в городе станет больше, а на один ценный источник информации – меньше. Я понимаю, ты хочешь её увидеть, но подожди чуть-чуть, кэп. Терпение.
- Логично, - вздохнул Стив.
С этими словами они аккуратно сели на угол кровати и принялись ждать подкрепления в лице двух молодых экспертов. День обязан был стать долгим.

@музыка: Джузеппе Верди - Фрагменты из опер

@темы: фанфик, джен, Стивен Роджерс, Фрэнк Касл, Marvel CoUmiX, ПУНИШЕРКАРАТЬДИЛЛОНГЕНИЙ, Капитан Америка